@Mixa, как и обещал.
Блокировка таренов
Во время мировых войн все дико боялись биологического оружия (надо признать, не зря), так что ученые сели, подумали и изобрели препарат «Тарен» — в случае атаки фосфорорганической химией солдат должен был резво достать из аптечки таблетку, съесть и остаться в живых, чтобы умереть чуть позже.
Однако у тарена нашелся смешной побочный эффект: он вызывал галлюцинации. И не те рисованные чудовища как в «Страхе и ненависти» или «Алисе в стране чудес», а полноценные психотические видения, похожие на настоящую жизнь сильнее настоящей жизни. После войны наркоманы полюбили есть его в немеряных количествах и с мыслями «Что-то не прет» продолжать жить дальше, ходить на работу, знакомиться с новыми людьми. А потом с удивлением обнаруживать, что последние дней пять были ненастоящими — они их себе вообразили за полчаса действия препарата.
А вот как это выглядело для солдата изнутри:
Ночь, тишина. Ни единого облака; только самолеты на доли секунд заслоняют такие близкие звезды. Самолеты?
— Воздушная атака!
Летящая оторванная рука! Пузыри на коже лейтенанта!
— Фосфор!
— Жрем тарен!
Солдат сам не замечает, как сожрал полпачки, и чувствует теперь себя весьма необычно — покалывает голову, а руки кажутся заметно длиннее.
“Наверное, от фосфора”, — думает. И, пока кровь надежно защищена, бросается в самоубийственную атаку, выкашивая фашистских итальяшек направо и налево.
А ведь в инструкциях к таблеткам про галлюцинации ничего не писали. Так что после атаки солдат грустно смотрит на убитых однополчан и отправляется в отпуск. А дома жена и, может, дети. Солдат счастливо проводит с ними положенный месяц, но с фронта радостные вести — Муссолини повержен, Советский Союз победил везде, где только было можно, на войну больше не надо. Здорово?
А вот нихрена. Еще пока даже вражеские самолеты не улетели, солдат просыпается в канаве — с болящей от наркоты головой, может, обосравшийся или без ноги. И не было отпуска, а самоубийственная атака еще только предстоит. И не предвидится конца войны, только новые химические бомбардировки, новые химические жизни.
А если так каждую неделю? К концу войны солдат уже не может вспомнить, что было на самом деле, а что — глюки или, словами из Википедии, делирий. И входит в Рим не с торжеством победы, а со словами: «Твою мать. Надеюсь, хотя бы на этот раз все настоящее».
Но в это же время итальянец Джузеппе идет по горящей Москве, думая на своем итальянском «Suka. Mi piace, che questa guerra è finita. Spero che in realtà». Это он тоже упоролся своими итальянскими таблетками и тоже лежит в окопе, представляя, что Италия победила в войне.
И теперь вопрос, к которому меня вела вся жизнь, а вас — я в течение последних четырехсот слов: думают ли галлюцинации? Осознают ли они себя? И почему вообще каждый из нас думает о себе как о чем-то реально существующем? Что, если весь наш мир — не больше, чем видения искалеченного солдата?
Об этом в разных формах писали все, кому не лень, от Пелевина до Дика, но все — как о чем-то грустном. Зря.
В этом можно найти и позитив — ведь каждый раз перед тем, как лечь спать с мыслью ”Через четыре часа вставать на работу/в школу/в универ”, можно вспоминать, что какому-то одному неудачнику завтра вообще вставать на войну. Которая, между прочим, уже давно закончилась.
Блокировка таренов
Во время мировых войн все дико боялись биологического оружия (надо признать, не зря), так что ученые сели, подумали и изобрели препарат «Тарен» — в случае атаки фосфорорганической химией солдат должен был резво достать из аптечки таблетку, съесть и остаться в живых, чтобы умереть чуть позже.
Однако у тарена нашелся смешной побочный эффект: он вызывал галлюцинации. И не те рисованные чудовища как в «Страхе и ненависти» или «Алисе в стране чудес», а полноценные психотические видения, похожие на настоящую жизнь сильнее настоящей жизни. После войны наркоманы полюбили есть его в немеряных количествах и с мыслями «Что-то не прет» продолжать жить дальше, ходить на работу, знакомиться с новыми людьми. А потом с удивлением обнаруживать, что последние дней пять были ненастоящими — они их себе вообразили за полчаса действия препарата.
А вот как это выглядело для солдата изнутри:
Ночь, тишина. Ни единого облака; только самолеты на доли секунд заслоняют такие близкие звезды. Самолеты?
— Воздушная атака!
Летящая оторванная рука! Пузыри на коже лейтенанта!
— Фосфор!
— Жрем тарен!
Солдат сам не замечает, как сожрал полпачки, и чувствует теперь себя весьма необычно — покалывает голову, а руки кажутся заметно длиннее.
“Наверное, от фосфора”, — думает. И, пока кровь надежно защищена, бросается в самоубийственную атаку, выкашивая фашистских итальяшек направо и налево.
А ведь в инструкциях к таблеткам про галлюцинации ничего не писали. Так что после атаки солдат грустно смотрит на убитых однополчан и отправляется в отпуск. А дома жена и, может, дети. Солдат счастливо проводит с ними положенный месяц, но с фронта радостные вести — Муссолини повержен, Советский Союз победил везде, где только было можно, на войну больше не надо. Здорово?
А вот нихрена. Еще пока даже вражеские самолеты не улетели, солдат просыпается в канаве — с болящей от наркоты головой, может, обосравшийся или без ноги. И не было отпуска, а самоубийственная атака еще только предстоит. И не предвидится конца войны, только новые химические бомбардировки, новые химические жизни.
А если так каждую неделю? К концу войны солдат уже не может вспомнить, что было на самом деле, а что — глюки или, словами из Википедии, делирий. И входит в Рим не с торжеством победы, а со словами: «Твою мать. Надеюсь, хотя бы на этот раз все настоящее».
Но в это же время итальянец Джузеппе идет по горящей Москве, думая на своем итальянском «Suka. Mi piace, che questa guerra è finita. Spero che in realtà». Это он тоже упоролся своими итальянскими таблетками и тоже лежит в окопе, представляя, что Италия победила в войне.
И теперь вопрос, к которому меня вела вся жизнь, а вас — я в течение последних четырехсот слов: думают ли галлюцинации? Осознают ли они себя? И почему вообще каждый из нас думает о себе как о чем-то реально существующем? Что, если весь наш мир — не больше, чем видения искалеченного солдата?
Об этом в разных формах писали все, кому не лень, от Пелевина до Дика, но все — как о чем-то грустном. Зря.
В этом можно найти и позитив — ведь каждый раз перед тем, как лечь спать с мыслью ”Через четыре часа вставать на работу/в школу/в универ”, можно вспоминать, что какому-то одному неудачнику завтра вообще вставать на войну. Которая, между прочим, уже давно закончилась.
